Маньчжурский кандидат - Страница 92

— Я буду кругами объезжать квартал, мистер Шоу. Если, когда вы выйдете, меня не окажется поблизости, просто медленно двигайтесь по направлению к ближайшей улице, Третьей авеню. Пистолет возьмите с собой.

Реймонд открыл дверцу.

— Мистер Шоу?

— Что?

— Стреляйте в голову. После первого выстрела подойдите поближе и выстрелите еще раз.

— Я знаю. Она мне говорила.

Отворив дверцу, Шоу быстро вышел и захлопнул ее. Грузовик тронулся. С выпирающим из-под легкого плаща пистолетом Реймонд, прикрываясь другой рукой от хлещущего в лицо дождя, перешел дорогу.

Он испытывал печаль Люцифера. Под безжалостный, неумолимый грохот партии гобоев из «Лысой Горы» Реймонд вступил в квартиру. Под веками извивались цветные, истинно ван-гоговские водовороты душевной муки, с приподнятыми вверх краями отчаяния. С безымянной скорбью в душе он понес себя к эпицентру боли.

Двери дома, как внешняя, так и внутренняя, легко открылись. Если не считать ночника у лестницы, дом был погружен во тьму. Со свисающим с пояса пистолетом, придерживая оружие левой рукой, Реймонд двинулся к лестнице. В то мгновение, когда его нога коснулась нижней ступеньки, из глубины дома донесся какой-то звук. Реймонд застыл на месте и стоял, пока не понял, что является его источником.

Появился сенатор Джордан — в пижаме, шлепанцах и халате, серебристые волосы вздыблены ореолом утиных перьев. Он увидел, что под ночником, прислонившись к стене, стоит Реймонд, но не выказал никакого удивления.

— А, Реймонд. Я не услышал, как ты вошел. Думал, мы встретимся только утром, за завтраком. Я такой голодный — просто жуть. Если бы в ресторане на меня всегда нападал такой голод, как после нескольких часов сна в теплой мягкой постели, я стал бы толще тех толстух, которых показывают в цирке. Хочешь есть, Реймонд?

— Нет, сэр.

— Пойдем наверх. Хочешь или нет, я угощу тебя отличным виски. Хорошо согревает в дождь, успокаивает после путешествия… да мало ли после чего еще!

С этими словами он прошел мимо Реймонда и двинулся впереди него по лестнице. Реймонд, с оттягивающим руку пистолетом, последовал за ним.

— Джози сказала, ты ездил на встречу с твоей матерью и Болтуном.

— Да, сэр.

— Как поживает Болтун?

— Я… я его не видел, сэр.

— Надеюсь, эти нападки Айзелина не слишком тебя расстроили.

— Сэр, когда я прочел об этом в газете, в самолете по пути в Вашингтон, я принял решение, которое должен был принять давным-давно. Я решил, что мне следует хорошенько его отлупить.

— Надеюсь, ты не…

— Нет, сэр.

— Если уж на то пошло, нападки со стороны Джона Айзелина могут сослужить мне хорошую службу. Я покажу тебе свою корреспонденцию последних дней. Я двадцать два года в Сенате, но впервые получаю такое множество писем с выражением поддержки.

— Рад слышать это, сэр.

Они вошли в спальню сенатора.

— Бутылка виски на столе, — с этими словами сенатор забрался в постель и натянул одеяло. — Будь как дома. Что это у тебя в руке?

Реймонд поднял пистолет и посмотрел на него так, точно сам впервые увидел.

— Пистолет, сэр.

Сенатор, опешив, переводил взгляд с пистолета на лицо Реймонда и обратно.

— С глушителем? — выдавил он.

— Да, сэр.

— Зачем ты принес с собой пистолет?

На лице Реймонда появилось такое выражение, как будто он хочет и не может ответить. Он то открывал, то закрывал рот, но был не в силах произнести ни звука. И начал медленно поднимать пистолет.

— Реймонд! Нет! — что было силы крикнул сенатор. — Что ты делаешь?

Дверь в дальнем конце комнаты распахнулась. В комнату со словами «Папа, что такое? Что здесь происходит?» вбежала Джози — как раз в тот момент, когда прогремел выстрел. Во лбу сенатора, словно по волшебству, возникла аккуратная дыра.

— Реймонд! Реймонд, дорогой! Реймонд! — во весь голос закричала Джози.

Он не обращал на нее внимания. Быстро подошел к сенатору и выстрелил еще раз, в правое ухо. Джози кричала, не останавливаясь. С лицом, искаженным от ужаса, умоляюще протягивая руки, она подбежала к Реймонду. Не двигаясь, он с левой руки выстрелил в нее. С семи футов в правый глаз. Голова Джози резко откинулась назад, колени подогнулись, и она рухнула к его ногам. Следующий выстрел был направлен в левый глаз молодой женщины.

Выключив ночник, Реймонд наощупь двинулся к выходу. Душевная боль достигла такого градуса, что он не мог больше сдерживаться, но не понимал, почему плачет. Слезы застилали глаза. Утрата, утрата, утрата, утрата, утрата.

Рухнув на матрас в грузовике, он издавал звуки столь жалостные, что Чанджин, при всей своей неизменной внешней безучастности, был глубоко тронут. Он вынул из руки Реймонда пистолет и погладил несчастного по голове, даруя ему спасительное забвение.

* * *

Трупы обнаружила утром экономка Джордана Нора Леммон. Экстренные выпуски новостей радио и телевидения начали выходить с одиннадцати часов восемнадцати минут. Все обычные передачи были прерваны. Сенатор Айзелин в Вашингтоне названивал в агентства новостей, распространяя идею, согласно которой убийство подтверждает его обвинения в измене, поскольку совершено, оно, без сомнения, советскими агентами, дабы заставить предателя умолкнуть навсегда. Вечерние выпуски газет продавались на улицах крупных городов уже в воскресенье днем, за пять часов до обычного времени.

Миссис Айзелин позвонили из ФБР с просьбой помочь установить местонахождение сына, но мать не стала будить Реймонда. Из Нью-Йорка позвонил полковник Марко, назвавшийся его близким другом. Он сказал, что опасается, как бы скорбь из-за трагической гибели жены не заставила Реймонда причинить себе вред. Он хотел разделить с Реймондом его горе и почти умолял миссис Айзелин сообщить, где ее сын. В воскресенье к вечеру мать Реймонда накачалась наркотиками, потому что образ этой красивой, невероятно красивой мертвой девушки преследовал даже ее, он был во всех газетах, сводя миссис Айзелин с ума. Она погрузилась в беспробудный сон. Джонни обзвонил все газеты и сообщил, что его жена в глубоком горе из-за потери своей дорогой невестки, которую она успела полюбить как родную дочь. Он заявлял корреспондентам, что не придет на открытие съезда, «даже если это будет стоить ему Белого дома» — поскольку пребывает в трауре. На вопросы о местонахождении приемного сына он отвечал, что Реймонд, «наверняка уединился где-то со своим горем и молит Бога, чтобы тот помог ему пережить трагедию».