Маньчжурский кандидат - Страница 38

В декабре 1953 года Реймонд был также почетным гостем на обеде, данном клубом зарубежной прессы, где основным оратором был армейский генерал, вся грудь в орденах. И Реймонд не смог отвертеться от приглашения присутствовать на этом обеде и даже выступить на нем, потому что мероприятие возглавлял его босс, мистер Гейнес. Речь Реймонда состояла из следующей фразы: «Позвольте сердечно поблагодарить всех присутствующих». Способ улаживания проблемы с этим обедом существенно отличался от того, как все происходило в случае с О'Нилом. В одно прекрасное утро мистер Гейнес пришел на работу, вручил Реймонду отпечатанное приглашение с его именем, понимающе похлопал парня по спине, откупорил бутылку пива и уселся за свой стол. Этим все и ограничилось.

VII

Война в Корее закончилась. Камеру, запечатлевающую все моменты жизни каждого солдата, как бы отмотали назад, вернув всех к той точке, с которой для них началась война. Ну конечно, не всех. Некоторые, как Мэвоул и Лембек, остались лежать там, где их настигла смерть. Другие патрульные капитана Марко, верившие в то, чего на самом деле никогда не происходило, хотя в этом они были отнюдь не уникальны, возвращались в свои дома и покидали их, находили работу и бросали ее, пока, в конце концов, не пришли к пониманию того, что все напрасно, и не угомонились, смирившись с необходимостью совершать автоматические действия, которые и называются жизнью.

Марко вернулся в Штаты в самый первый день весны 1954 года. Судьба кадрового военного забросила его вместе с Первой армией на Комендантский остров в гавани Нью-Йорка, и капитан ни на миг не усомнился в том, что Реймонд будет счастлив, если он проведет положенную ему часть отпуска с ним и в его квартире. И Реймонд действительно был страшно рад Марко, хотя и сам этому удивлялся.

Реймонд жил в большом доме на Риверсайд-драйв, с фасадом, выходящим на широкий Гудзон, по которому взад-вперед сновали суда. Рядом эффектно мигала лампочками светящаяся надпись «ШЕВЕЛИСЬ!», призванная, видимо, подхлестнуть к более деятельной жизни demode часть острова Манхэттен (Реймонд воспринимал эту надпись как несколько неприличный эксперимент в области гериатрии).

Квартира находилась на шестнадцатом этаже. Старомодная, в том смысле, что большие комнаты были полны света, потолки достаточно высоки, чтобы воздух свободно циркулировал, а стены достаточно толсты, чтобы любящие супруги могли позволить себе время от времени подстегивать угасающую страсть, скандаля во всю мощь легких, но при этом не оказывая разрушительного воздействия на нервную систему соседей. Реймонд снял эту квартиру с мебелью, и лично ему здесь принадлежали только книги, записи и фотографии.

За квартиру платил банк, и они же оплачивали все счета за еду, газеты, прачечную и спиртное. Поначалу местные торговцы посылали прямо к Реймонду некоего мистера Джека Ротенберга, типичного банковского служащего, если не считать дисгармонирующей с его обликом привычки носить ботинки с кожаными кисточками. Реймонд считал, что вручение денег непосредственно друг другу — один из немногих уцелевших способов контакта людей между собой, и не хотел принимать в этом участия. В некотором роде, это акт любви, взлелеянной на ожидании получения денег, и в таком контексте теплый процесс передачи денег из рук в руки, с точки зрения Реймонда, был интимным до неприличия, поэтому он настоял, чтобы банк взял на себя эту функцию, за что он им и платил.

Каждый понедельник в десять часов пятнадцать минут утра посыльный из банка являлся в офис Реймонда с запечатанным конвертом, в котором находились четыре двадцатидолларовые банкноты, четыре десятидолларовые, пять пятидолларовых и тридцать — достоинством в один доллар (в общей сложности сто семьдесят пять долларов), и Реймонд расписывался в их получении. Это были деньги на карманные расходы. Он тратил их, если тратил, на книги и всякие диковинные рестораны, поскольку был гурманом — настолько, насколько это возможно для человека, который за обедом читает газету. Свое жалованье в «Дейли пресс», составлявшее после всех вычетов сто тридцать пять долларов восемьдесят один цент, Реймонд каждую пятницу лично отправлял по почте в банк и считал себя удачливым и практичным, поскольку, живя в самом большом городе США, имел доход в сорок долларов еженедельно. Текущими расходами, квартирной платой и всем таким прочим занимался банк.

Если удавалось, Реймонд предпочитал обедать в одиночестве, но как минимум раз в месяц был вынужден принимать приглашение О'Нила, всегда являющегося в сопровождении каких-нибудь девиц. Все известные Реймонду мужчины, казалось, были способны подзывать девушек точно так, как он подзывал официанта, если ему требовался томатный сок. Реймонд был исключительно интересный мужчина, образованный и умный. И он никогда не приводил девушек в свою большую, удобную квартиру. Секс, который ему требовался, Реймонд покупал за двадцать пять долларов в час и ни разу не испытывал нужды выйти за эти рамки, хотя использовал время полностью.

Он сказал как-то бродвейскому обозревателю своей газеты, что отблагодарит того, кто сведет его с какой-нибудь привлекательной профессионалкой. Если бы Реймонду стало известно, что эти ритуальные действия и сопровождающие их расходы стали прямым результатом раскрепощения, дарованного ему Йен Ло в Тунг-Хва, он возмутился бы. Хотя деньги имели для него мало значения, а общество привлекательной профессионалки доставляло большое удовольствие, он вполне мог бы без этого обойтись. Что ни говори, а каждый проведенный с привлекательной профессионалкой вечер оборачивался тем, что Реймонд оказывался в постели позже обычного; так что приходилось урезать время для чтения.